Несмотря на то, что аналоги фронтовых заградотрядов известны еще со времен древнегреческого полководца Ксенофонта, в тирании принято винить сталинский приказ № 227 «Ни шагу назад!». А ведь если даже не смотреть далеко в прошлое, то в годы той же Первой мировой русское командование прибегало к аналогичным мерам. И пусть до официальных указов верховного дело не доходило, но командующие армиями и фронтами давали на этот счет самые жесткие указания.
В чем традиционно винят Сталина
Наиболее массовое дезертирство наблюдалось в первые годы ВОВ. /Фото: warspot-asset.s3.amazonaws.com
В годы войны СССР с нацистской Германией сдача в плен и дезертирство приравнивались к предательству. Даже вернувшись домой, немалая часть военнопленных попадала в советские концлагеря. А отбывшие сроки и выжившие в суровых фильтрационных мероприятиях до конца жизни слышали упреки о том, что должны были погибать, но в плен не сдаваться. Согласно первому контекстному приказу №270 военнослужащие имели право требовать от старшего по званию биться в окружении до последнего шанса на подкрепление. А семьи красноармейцев, сдавшихся в плен, лишались госпособия и помощи. 28 июля 1942-го Сталин подписал следующий знаменитый приказ №227, больше известный, как «Ни шагу назад!». Новое распоряжение главнокомандующего запрещало любые отступления под страхом расстрела.
За период Сталинградской битвы за желание сдаться врагу были расстреляны 13,5 тысяч солдат и офицеров. Лишь спустя многих годы после окончания войны, в 1957-м, эти приказы подкорректировали. Но в Уставе Вооруженных сил Советского Союза оставалось выражение касательно того, что «плен – это бесчестие». Что касается Иосифа Виссарионовича, то он, видимо, на опыте предыдущей войны хорошо понимал всю эффективность жесткой силы в критических для страны обстоятельствах.
Первые меры борьбы с «позорными сынами Родины»
К 1916-му армия воспряла духом и уклонисты перевелись. /Фото: topwar.ru
В дореволюционной России случаи сдачи белогвардейцев во вражеский плен встречались крайне редко. Совсем иначе воспитывались воины-мужчины. Все изменилось с приходом Первой мировой войны. События 1914-го стартовали с августовского наступления российских войск в Восточной Пруссии, но завершилась вся кампания провалом и едва ли не полной гибелью двух армий. Мобилизационная российская система оказалась не готовой к большой войне, а с потерями кадровых офицеров и рядовых армия пополнялась недостаточно обученными и боеспособными резервистами. Тогда-то и наметилась первая волна дезертирства и добровольной сдачи в плен.
По данным Генштаба, в первые полтора года в плен попали до 2 миллионов русских военнослужащих, весомая часть которых даже не сопротивлялись. Боевые генералы сокрушались, что низшие воинские чины сдаются целыми ротами и пора бы на этот счет что-то предпринять. Главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Рузский предложил штабному командованию по окончании войны предавать таких вояк военному суду. С реализацией первых принятых мер случаи добровольной сдачи сократились, и наметились первые расстрелы сдававшихся своими же в спину. Тогда не наделенные высоким боевым духом солдаты, стали все чаще прибегать к самострелам. Командиры докладывали наверх, что среди направленных в госпитали раненых имеются явные симулянты, сознательно нанесшие себе неопасные увечья. Таких хитрецов решили не эвакуировать в тыл, а предавать суду, не дожидаясь полного выздоровления.
Взывая к совести подчиненных, генералы напоминали, что солдат рожден защищать престол и Родину, измена которым – великий стыд и несмываемое пятно. Позорных сынов отчизны обещали немедленно расстреливать. Из приказа генерала Смирнова в 1914-м: «Пусть помнят: испугаешься пули врага - получишь свою, а когда после войны вновь попадешь к нам по обмену пленных, будешь расстрелян. Предателей родины надлежит уничтожать».
Жесткая позиция Брусилова, перешедшего во вражеские ряды
Активнее всех с перебежчиками боролся Брусилов, в итоге перешедший в РККА.
К 1916-му ситуация наладилась, как только русская армия получила достаточный боевой опыт и укрепилась в кадровом отношении. Воевать начали эффективнее, и массовая сдача в плен перестала иметь место. Но уже в следующем году в войска начали проникать революционные настроения, и армейская дисциплина рухнула. Командование снова взялось за старые методы наведения порядка. Единых мер борьбы с перебежчиками и дезертирами не было, но все чаще формировались ударные штурмовые батальоны, батальоны смерти, коим вменялись заградительные функции.
Каждый командир подразделения мог действовать по собственному усмотрению. Глава российского Генштаба генерал от инфантерии Янушкевич направлял в штабы телеграммы, где позволял в случаях измены и открытого перехода к врагу на глазах своих открывать по перебежчику огонь. Генерал Радко-Дмитриев пошел дальше, уверяя в целесообразности расстрела товарища-предателя любым солдатом, готовым исполнить этот приказ.
Расстреливать всех трусов показательно предлагал и генерал Иванов, используя для этого в армейском тылу «особые отряды». Особенно интересна в этом плане позиция генерала Брусилова, как известно, оказавшегося в итоге на службе у красноармейцев. До того момента он являлся особо жестким поборником суровейшей дисциплины. Брусилов регулярно спускал вниз твердые указания не щадить малодушных, трусливых, оставляющих строй военных. Инструктировал офицеров направлять по сдающимся и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь. Даже если нужно будет прекратить для этого обстрелы неприятеля. «На отходящих и бегущих снарядов не жалеть, забыть временно о судебных порядках и при нужде не опасаться поголовного расстрела...», - распоряжался будущий главный инспектор кавалерии Красной армии.
Источник:
Комментарии (7)