Не люблю женщин лёгкого поведения. Тяжёлого — люблю.

Чтоб с ней — то в жар, то в холод. Чтоб изюминка в ней была размером с булочку.

Не люблю женщин лёгкого поведения. Тяжёлого — люблю.
Чтоб с ней — то в жар, то в холод. Чтоб изюминка в ней была размером с булочку.
Чтоб: «Иди ж ко мне!». И тут же: «Не подходи, отвратительный!».
Чтоб: «Целуй же, целуй!». И: «Не трожь, не желаю!».
Чтоб психиатры до крови дрались, оспаривая её диагнозы.
Чтоб никогда не знать, чем тебя в следующим миг припечатает: «Ха-ха-ха, дай мне праздника!» Или: «Всё тлен, тщета, давай повесимся!».

А «лёгкого», ну что — «лёгкого»?
Рот открыла, в глаза заглядывает: «Чего изволите?». Скукотища!
Она ж ни слова поперёк, ни скандала. Что с такой делать? О чём говорить? С ней же даже нормального дискурса, в драку перерастающего, не получится.

То ли дело — с «тяжёлыми».
В диалоге с такой всегда и нервы в клочья, и фарфор вдребезги!
Ты ей — «а», а она в ответ — весь алфавит, от «а» до «я» б твою ж мать!
И что ни буква — довод. Железный. Как гвоздь гроб. Жах! Жах! Жах!..
И у тебя сразу прям здоровье через поры кровью выплёскивается. И тонус мышц аж до судорог.

С утречка такое — просто блеск!
Эх, взбодрился! Ах, хорошо! Хоть беги, хоть шагай, хоть скачи, хоть ложись и помирай, к чёртовой матери.
Такой задор, такой импульс, такой инсульт на весь день, что энергии в тебе потом, как в атомоходе.
За полчаса весь месячный запас эндорфинов выделил.

А с «лёгкой» разве чего выделишь?.. Ну что-то из тебя она, там, конечно же, выцедит. Но это ж ровно на пять минут, пока сигарету не выкурил.

Но для особого шика надо, конечно, начитанную брать. С двумя высшими. Чтоб она тебя Кантами и Ницшами, как ссаными тряпками, мордовала безжалостно.
Или такую — чтоб собачек, котиков любила, а людей не переваривала. Потому что мясо едят.
Чтоб мясоедов тех готова была собственными ручками обожаемым свинкам скармливать.

И натуральное чтоб в ней всё — без добавок, без примесей. Чтоб волосы отовсюду торчком, а из подмышек — веером.
Чтоб маткой дышала, йогой «омкала», а от глистов не лечилась, потому что — «они ж тоже жить хотят».
Вот с такой ты и первую, и вторую, и третью молодость в миг обретёшь. Потому как она тебя в такие асаны мордой вниз поставит, что ты всю свою оставшуюся, недолгую — гибким ужом вокруг неё виться будешь, словно тебя за копчик ухватили и хребет, как у селёдки, одним махом вырвали.

А с «лёгкими» — зажиреешь, заплывёшь, атеросклероз заработаешь. Потому что в них натурального — ничегошеньки.
Вечно чем-то намазаны. Куда ни глянь — выбриты. Где не нюхни — надушены. Всегда на каблучках, на бретельках, на пилатесах…
И всё ради тебя. Только плати денежку.

А «тяжёлые» денег не берут… Эти оттяпывают состояниями!
Гордые, независимые, по карманам не шарящие.
Что им твоя мелочёвка? Они и так тебя, как копилку, в любой момент вытрясут.
Только глянут разок, клацнут челюстью — сам всё отдашь, сам кошельки, карманы, сейфы вывернешь.

Да и шибко суетливые эти «лёгонькие» — ходят на цыпочках, говорят шепотом…
А «тяжёлые» смело идут!
За километр бледнеешь от такой поступи.
А если ещё и грянет вдруг: «Чей это отпечаток?! Чей волос, я тебя спрашиваю?!», так, пока услышишь спасительное: «Ах, да это ж мой», вся жизнь у тебя перед глазами промчится в траурной рамочке — от яслей до этого мгновения — чёткая, подробная, ясная, как слеза младенческая.

А с «лёгкими» и вспомнить-то толком нечего…

Эдуард Резник