Возможно — но не ждите точной копии.
На крошечном атолле в Индийском океане обитает нелетающая птица под названием альдабранский погоныш. Выглядит она довольно скромно: коричневые перья, размером с курицу и не умеет летать.
Примерно 136 000 лет назад их предки — кювьеровы пастушки с Мадагаскара — прилетели на атолл Альдабра и обнаружили рай, свободный от хищников: никаких клыкастых охотников или бесперых двуногих с заостренными палками. И тогда пастушки эволюционировали в нелетающих птиц. Зачем тратить силы и энергию на полеты, если в этом нет никакого смысла?
Затем случилось катастрофическое наводнение. Остров ушел под воду. Пастушки не умели летать и не могли плавать. Они вымерли. А потом, после того как море отступило, произошло нечто поразительное. Новые пастушки прилетели снова — их далекие предки, все еще процветавшие на Мадагаскаре, совершили тот же перелет. И история повторилась. Птицы утратили способность летать и остались привязанными к острову. Ученые, изучавшие окаменелости, подтвердили, что это была не просто похожая птица, поступившая похожим образом. Это была та же самая родословная линия, заново создавшая почти ту же самую птицу.
Именно это биологи называют «итеративной эволюцией» — когда эволюция проигрывает одну и ту же мелодию снова и снова. Но могут ли люди — или нечто человекоподобное — эволюционировать заново, если случится самое худшее.
История повторений
Помимо Альдабры, окаменелости свидетельствуют и о других случаях итеративной эволюции. Некоторые морские черепахи, например, независимо друг от друга развивали приспособления для поедания морской травы несколько раз в разные эпохи. Изменения климата и среды обитания приводили к тому, что черепахи в одной местности периодически вымирали, но как только среда обитания восстанавливалась, схожие адаптации развивались вновь. Длинные, веслообразные конечности. Плоские, дробящие челюсти. Каждый раз, когда океаны предлагали подходящие условия, эволюция посылала очередную черепаху «пастись».
Эволюция отбирает гены и генетические возможности, наиболее подходящие для окружающей среды. Поэтому логично, что в течение миллиардов лет одни и те же черты будут появляться снова и снова. Если мы посмотрим на вещи в эволюционных масштабах времени, мировая среда как бы колеблется между крайностями — от холодной и влажной к жаркой и сухой. Ледниковый период сменяется оттепелью. Низкий уровень воды уступает место высокому. И поэтому виды, занимающие различные экологические ниши, также должны будут колебаться. Виды, существующие сегодня в мире, — это те, что наилучшим образом приспособлены к нашей нынешней среде.
Это не клоны. Это эволюционные рифмы. Вариации на одну и ту же тему. Знакомые силуэты, нарисованные разными руками.
Учитывая огромные числа, задействованные в процессе, известных примеров повторного появления вымерших видов не существует. Пастушки с Альдабры все еще были той же птицей, что и кювьеровы пастушки с Мадагаскара; у них просто развилась иная черта — неспособность летать. Потому что, когда климатические и экологические изменения уничтожают виды, те, что в конечном итоге возвращаются, будут иметь другой генетический состав. Чтобы в точности воссоздать вымерший вид, эволюции пришлось бы воспроизвести не только его черты, но и весь его генетический код — невообразимо специфическую комбинацию. Геном каждого вида содержит миллиарды пар оснований, и даже небольшие мутации (несколько сотен или тысяч изменений) создают новые биологические идентичности.
С миллионами мутаций, происходящих на протяжении бесчисленных поколений, шансы на то, что природа заново соберет тот же самый «чертеж», фактически равны нулю.
Люди, но не такие, какими мы их знаем
Итак, для Homo sapiens перспективы не радужные. Если бы все люди на Земле умерли завтра, вероятность того, что геном Homo sapiens эволюционирует идентичным образом, ничтожно мала. Тогда вопрос сводится к следующему: могли бы человекоподобные черты вновь появиться в течение миллиардов лет?
Палеонтолог Саймон Конвей Моррис отмечает, что в истории жизни существуют распространенные и широко известные примеры конвергентной эволюции, когда схожие адаптации, такие как глаза, крылья и обтекаемая форма тела, развивались независимо в неродственных линиях. По мнению Конвея Морриса, эволюция часто идет схожими путями, потому что физические и биологические ограничения жизни направляют ее к оптимальным решениям. Он утверждает, что появление «сознательной, разумной формы жизни» — это не случайность, а вероятный исход эволюционных процессов.
Конвей Моррис указывает на интеллект у других животных — например, на ворон, использующих орудия труда, дельфинов, решающих задачи, и осьминогов, сбегающих из вольеров, — как на доказательство того, что познание возникало многократно и разными путями. Для Конвея Морриса интеллект человеческого уровня — это конвергентная черта, которая вполне может появиться снова при подходящих условиях. Эволюция, по его словам, не является чисто случайной; она формируется под влиянием глубинных структурных закономерностей, которые приводят к повторяющимся результатам — даже таким сложным, как разум, способный к самосознанию.
Таким образом, есть некоторая надежда на появление познания, сознания и человекоподобного интеллекта. Как выразился философ Тоби Орд: «Иметь такую своего рода «страховочную сетку» — когда что-то может эволюционировать заново после вымирания — это, безусловно, что-то, но шанс на это гораздо меньше, чем люди себе представляют».
Насколько мы редки
Единственное утешение в этом то, что крайне маловероятно, что человек в одиночку — с помощью ядерного оружия, искусственного интеллекта, искусственных вирусов и так далее — смогут уничтожить всю жизнь на Земле. И это хорошо. Как сказал Орд: «Если бы на Земле вымерла вся жизнь, это было бы намного хуже… Все будущие существа, которые когда-либо могли бы жить, были бы потеряны… Потребовалось около четырех с половиной миллиардов лет, чтобы достичь того, что мы имеем сейчас, а у Земли, вероятно, осталось всего около 500 миллионов лет для существования сложной жизни, прежде чем она станет слишком горячей».
Но в течение этих 500 миллионов лет можно с огромной уверенностью предположить, что разумная жизнь вновь эволюционировала бы, даже если бы Homo sapiens исчезли в одночасье.
Размышления о возможном вымирании человечества помогают нам по-настоящему осознать, насколько уникальны и везучи мы, раз оказались именно здесь и сейчас. То, что я пишу эту статью, а вы ее читаете, — это как счастливый результат выигрыша в миллионе лотерей. Как метко утверждал палеонтолог Стивен Джей Гулд, если бы «перемотать плёнку жизни» назад и запустить эволюцию заново, то результат получился бы совершенно иным: никаких людей, никакого Моцарта — возможно, только ещё больше моллюсков.
Комментарии (0)